Неточные совпадения
Самгин сказал ей, что он посмотрит за самоваром, а она пойдет и
купит ему местные
газеты за пятнадцать дней.
— Это — для гимназиста, милый мой. Он берет время как мерило оплаты труда — так? Но вот я третий год собираю материалы о музыкантах XVIII века, а столяр, при помощи машины, сделал за эти годы шестнадцать тысяч стульев. Столяр — богат, даже если ему пришлось по гривеннику со стула, а — я? А я — нищеброд, рецензийки для
газет пишу. Надо за границу ехать — денег нет. Даже книг
купить — не могу… Так-то, милый мой…
— Жулик, — сказала она, кушая мармелад. — Это я не о философе, а о том, кто писал отчет. Помнишь: на Дуняшином концерте щеголь ораторствовал, сынок уездного предводителя дворянства? Это — он. Перекрасился октябристом.
Газету они
покупают, кажется, уже и
купили. У либералов денег нет. Теперь столыпинскую философию проповедовать будут: «Сначала — успокоение, потом — реформы».
Будучи в отставке, он, по
газетам приравнивая к себе повышение своих сослуживцев,
покупал ордена, им данные, и клал их на столе как скорбное напоминанье: чем и чем он мог бы быть изукрашен!
Опрыскавши комнату одеколоном, отец мой придумывал комиссии:
купить французского табаку, английской магнезии, посмотреть продажную по
газетам карету (он ничего не
покупал). Карл Иванович, приятно раскланявшись и душевно довольный, что отделался, уходил до обеда.
— А вот что кричу: видите вот это письмо, эту книжку и вот эту
газету? За все это Яков Васильич должен мне шампанского
купить — и знать больше ничего не хочу.
В конце концов ее
купил умный и предприимчивый И.Д. Сытин с целью иметь собственную
газету для рекламы бесчисленных книг своего обширного издательства.
Дело пошло. Деньги потекли в кассу, хотя «Новости дня» имели подписчиков меньше всех
газет и шли только в розницу, но вместе с «пюблисите» появились объявления, и расцвел А.Я. Липскеров.
Купил себе роскошный особняк у Красных Ворот. Зеркальные стекла во все окно, сад при доме, дорогие запряжки, роскошные обеды и завтраки, — все время пьют и едят. Ложа в театре, ложа на скачках, ложа на бегах.
И.Д. Сытину некогда было заниматься
газетой, и она также продолжала влачить довольно жалкое существование; он мало заботился о ней и не раз предлагал ее
купить кому-нибудь, но желающих не находилось.
Газета в первые годы шла слабо, печаталось две тысячи экземпляров, объявлений платных почти не было, кредита никакого, бумагу
покупали иногда на один номер, а назавтра опять выворачивайся, опять занимай деньги на бумагу.
— Как почему? Да
газету купил тогда и прочитал!
Сначала
газету покупали только кухарки, но потом стали
покупать лакеи, дворники и, наконец, кабатчики.
— Много удалось сделать, — заявил он. — Я был у следователя, и он обещал, что Биче будет выделена из дела как материал для
газет, а также в смысле ее личного присутствия на суде. Она пришлет свое показание письменно. Но я был еще кое-где и всюду оставлял деньги. Можно было подумать, что у меня карманы прорезаны. Биче, вы будете хоть еще раз
покупать корабли?
— Вот это правильная была мысль. Я всегда говорил, что, сидя на месте и читая биржевые
газеты, как раз
купишь хлопок вместо пеньки или патоки.
В декабре 1917 года я написал поэму «Петербург», прочитал ее своим друзьям и запер в стол: это было не время для стихов. Через год
купил у оборванного, мчавшегося по улице мальчугана-газетчика «Знамя труда», большую
газету на толстой желтой бумаге. Дома за чаем развертываю, читаю: «Двенадцать». Подпись: «Александр Блок. Январь».
— А мне нравится наш старый, славный город! — говорил Смолин, с ласковой улыбкой глядя на девушку. — Такой он красивый, бойкий… есть в нем что-то бодрое, располагающее к труду… сама его картинность возбуждает как-то… В нем хочется жить широкой жизнью… хочется работать много и серьезно… И притом — интеллигентный город… Смотрите — какая дельная
газета издается здесь… Кстати — мы хотим ее
купить…
Этого мало: едва появилось в
газетах объявление, что мои наследницы
купили в магазине Зальцфиша полдюжины носовых платков, как публика валом повалила на угол Гороховой и Большой Мещанской и с десяти часов утра до десяти вечера держала в осаде лавку, дотоле никем не посещаемую.
В настоящем случае Хвостиков прямо продрал на Кузнецкий мост, где
купил себе дюжину фуляровых платков с напечатанными на них нимфами, поглазел в окна магазинов живописи, зашел потом в кондитерскую к Трамбле, выпил там чашку шоколада, пробежал наскоро две — три
газеты и начал ломать голову, куда бы ему пробраться с визитом.
Чтоб окончательно его успокоить, я отвел в доме квартиру для полицейского чина, истребил все книги, вместо
газет выписал „Московские Ведомости“ и
купил гитару.
Вильгельмина Федоровна. И что
газету не я вам привезла, а что вы ее
купили.
— Вы подумайте — будут у меня книги, то есть деньги, будут и
газеты у всех, книг
купили бы, школу бы выстроили и — хорошего учителя при ней… Вы поддержите меня! А не будете вы мне верить — и я себе верить не буду!
Когда кто-то из офицеров
купил на улице за 5 центов карикатуру и привез в кают-компанию, все весело смеялись над рекламой, ловко придуманной по случаю прихода русского корвета Джефри Уильстоком и К°, о магазине которого никто не имел ни малейшего понятия. Тем не менее по этому поводу приезжали представители двух влиятельных в С.-Франциско
газет и просили не сердиться на эту глупую карикатуру-рекламу.
И вот тогда-то я напечатал письмо в
газетах, где высказывал мысль — как хорошо было бы приобресть виллу (тогда ее можно было бы
купить тысяч за 30–35 на русские деньги) для писательского дома.
На другой же день иду на Невский и
покупаю на семь гривен разных
газет.
Газеты и журнал Марья Орестовна отложила. В пакете оказались образчики материй от Ворта. Она небрежно пересмотрела их. Осенние и зимние материи. Теперь ей не нужно. Сама поедет и закажет. В эту минуту ей и одеваться-то не хочется. Много денег ушло на туалеты. Каждый год слали ей из Парижа, сама ездила
покупать и заказывать. А много ли это тешило ее? Для кого это делалось?..
Теперь он популярен, и редакция каждой большой ежедневной
газеты готова
покупать у него романы, так сказать, «на корню».
Ему не пришлось даже просить о разрешении в Москве новой
газеты, — он просто
купил одну прекратившуюся, за неимением подписчиков, газетку, не потерявшую еще права издания.
Об издании
газеты советовался с портерщиком. А какие же, говорит, ты будешь защищать интересы? Известно, говорю, свои собственные. Придумали и заглавие
газеты.
Газета будет называться «Сын Гостиного Двора». Сообщил об этом Марье Дементьевне, Отлично, говорит. А часы золотые мне
купишь?
— Я их, этих ругателей, этих проповедников принципов, этих оградителей неприкосновенности семейного очага, всех
куплю! — заговорил уже через полгода по выходе
газеты Петухов и не ошибся.
Я стал доказывать Никитину совершенную бесцельность и ненужность его предприятия; планов его никто и покупать-то не станет, если же
купит, то все равно ничего не поймет; о тяжелом положении шахтеров уже много писалось в
газетах, а дело все идет по-прежнему: изданием планов тут мало поможешь… Михайло сочувственно поддакивал. Никитин оживился; на самолюбивом лице выступили красные пятна, глаза враждебно заблестели.
После поездки в Петербург, о которой он говорил при последнем свидании в Москве Николаю Леопольдовичу, и, привезя в Москву полученные с последнего деньги,
купил, как и желал, дом, где он занимал квартиру и где помещалась контора и редакция его
газеты, устроил в нижнем этаже этого же дома громадную типографию и почил на лаврах.
Плачу и стенаю! Вчера генеральша запретила мне издание моей
газеты «Сын Гостиного Двора». Только я начал пооперяться и вдруг… Все кончено! Друг мой дьячок Ижеесишенский со мной и утешает меня сколь может. Вчера
купили четверть водки и сегодня же среди плача и воздыханий кончили ее… Марья Дементьевна сбежала, «Сын Гостиного Двора» вырвали из глотки. Что-то будет?
Утром прочитал в
газетах, что сегодня в Приказчичьем клубе назначен семейно-танцевальный вечер, а потому и решил начать свою торговлю веревками именно в этом клубе, для чего поутру сходил в Толкучку и
купил на полтину старых веревок.
Рассказанный случай с «увеличенной запятою»
газета объясняла так, что журналист, живущий на окраине, «
купил шутки ради курьезную японскую козявку», а когда один генерал спросил его, что это такое, — он, по вдохновению, сказал, что это «увеличенная и засушенная запятая». Генерал этому поверил, а журналист стал пробовать: неужто и другие образованные люди могут верить такой очевидной нелепости. И оказалось, что все этому верили!
О немцах знаю только то, что напечатано на уличных сообщениях от Штаба,
газет не
покупаю. Но, судя по виду улиц и прохожих, дела наших плохи и немцы продолжают надвигаться. Не знаю, чем это кончится, да и мало забочусь о конце: для меня он наступит раньше. Как-то прозевал, что 21-го взята Гродна.
Федюкова держала под мышкой две
газеты. Она их
покупала по дороге.